– Издеваешься? Конечно, один! Он еще спросил, как тебя узнает? Ну, я и говорю ему, что, в отличие от вас, она, то есть ты, жгучая брюнетка! – Верочка понизила голос до томного клекота: – И высокая, под стать вам, говорю. Одета, говорю, эффектно. Он-то, Сашунь, не пугайся, в растянутом свитере будет бледного горчичного цвета и брюках по щиколотку. Ну, да ничего. Приоденешь...

И Верочка погнала всякую ерунду о том, как станет Шурочке хорошо и бесхлопотно жить с Верещагиным. О том, какой он весь из себя хороший, без претензий и вредных привычек. И еще о том, как станет любить ее – Шурочку – и уж изменять точно не будет. Вопрос с изменой бывшей жене, теперешней его женщине – Веронике Верочка плавно обогнула, увлекшись идеей вернуть себе Генку.

– Сука! – с чувством выругалась Шурочка, бросая мобильный на соседнее сиденье.

Ей вдруг сделалось так противно, так муторно от общения с бывшей гражданской женой своего мужа, что из души на какое-то время исчез холодок страха, вызванный грязной иномаркой, следовавшей за ней по пятам.

Идти на встречу с Верещагиным отчаянно не хотелось. Ей вроде бы все стало понятно с ним и с его ролью в этом деле. Но сходить все же следовало. А ну как всплывет что-нибудь новое. Что они все вместе упустили.

Итак, Верещагин должен быть высоким блондином в старых коротких брюках и вытянувшемся свитере бледного горчичного цвета. Заходя в кафе, Шурочка искренне надеялась, что второго такого экземпляра здесь не окажется. Перед этим она долго сидела в машине и просматривала площадь перед кафе. Все ждала ту машину, что вздумала конвоировать ее сегодня. Иномарка как сквозь землю провалилась. Ну и пусть! Может, им и правда сегодня по пути, и ничего она даже ее не преследует! Вряд ли, конечно, но всякое бывает...

Верещагин сидел у окна и строго смотрел на нее в упор. Как только Шурочка вошла, так прямо сразу и наткнулась на этот острый, осуждающий взгляд и сразу поняла – он.

Верещагин и правда оказался блондином, высоким, и наряд соответствовал Верочкиному описанию. Когда-то Саша, наверное, походил на Есенина, почему-то подумалось ей, но время основательно свело на нет это сходство. Сейчас Верещагин производил впечатление не очень удачливого и совсем неухоженного холостяка средних лет. И еще ей подумалось, что Татьяне очень повезло, что удалось от него избавиться. Ведь у нее теперь есть Степа. А Степа – он такой...

– Здрасте, – буркнула Шитина, присаживаясь за его столик. – Верещагин?

– Да, а мне сказали, что вы будто бы... – Ее вопросу он удивился и тут же затеребил сильно растянутые обшлага рукавов. – И я согласился встретиться лишь для того, чтобы сказать вам – нет.

– Успокойтесь, мужчина. – Шурочка насмешливо смерила его с головы до того места, что упиралось сейчас в край стола. – Мой интерес к вам сугубо деловой.

Верещагин выдохнул с таким облегчением, что едва не опрокинул ополовиненную чашку с кофе, стоящую на столе перед ним.

– Что-нибудь выпьете? – опомнился он. – Вас ведь Александрой зовут? Мы с вами в каком-то роде тезки!

– Я за рулем, Саша. Пить не буду. Времени нет и желания. У меня к вам несколько вопросов. Вы на них отвечаете. И я исчезаю из вашей жизни так же внезапно, как и появилась. Идет? – Шурочка закинула ногу на ногу и подмигнула паре молодых парней за соседним столиком, пялящихся на нее без стеснения.

– Это смотря что за вопросы, – заартачился вдруг Верещагин, уловив ее игру глазами и почувствовав себя уязвленным. – Вообще-то я не обязан...

– Мне конкретно – ничем не обязаны.

Шурочка дождалась официанта и заказала омлет, ветчину, кофе и пирожные. Игра в детектива притупила похмелье, зато обострила аппетит. Или похмелье Генкино зелье сняло. Надо бы узнать у него, что за дрянью он поил ее этим утром. Может, еще пригодится.

– Вы обязаны многим своей жене, – проговорила она, набрасываясь на еду. – Потому я и здесь.

– Тане?! Я? – Верещагин даже поперхнулся, успев глотнуть перед этим кофе. – Чем же, господи?! Я оставил ей квартиру! Влез в кабалу с кредитом. Теперь стану всю оставшуюся жизнь выплачивать. Не достаю ее телефонными звонками, визитами, забрал себе дочь, и я же еще ей и обязан?! Вы, Сашенька, что-то не то говорите.

Омлет был чудо как хорош: золотистый, рыхлый, размером с хороший детский кубик. Именно такой, как она и любила. Ветчину нарезали тоже умело, тоненько, не раскрошив. Кофе пах чудесно, пирожные мозолили глаза мармеладными вишенками и воздушной горкой крема. Стоило ли отвлекаться на какого-то Верещагина, противного в сущности мужичонки. Прожить с женой всю жизнь и даже не проникнуться пониманием ее проблем! Даже не спросил об их сути, сразу начал открещиваться...

– Вы стащили на работе диск с компьютерной программой, – брякнула Шурочка с набитым ветчиной ртом; ей надоело делать реверансы и приседания перед ним – противным, и она решила с ходу брать быка за рога. – И у Тани теперь из-за этого проблемы. Вы – вор, а она страдает.

Верещагин вытаращил на нее голубые глаза в обрамлении выцветших светлых ресниц. И пару минут не мог ничего сказать, лишь безмолвно открывал и закрывал пухлогубый рот. А потом рассмеялся. Тихо, мелко и противно.

– Я? Вор? Это она вам сказала? – Верещагин заметно расслабился и смотрел теперь на Шурочку со снисходительностью и облегчением. – Конечно, она. Все не может мне простить того, что я ее бросил.

– Разве вы ее бросили, а не она вас? – совершенно искренне изумилась Шурочка, никогда бы не подумала, что такого типа можно терпеть всю жизнь и не лелеять мечту когда-нибудь от него избавиться.

– Я, я. – Верещагин самодовольно ухмыльнулся. – Нашел себе молодую, без таких железных принципов, как у Татьяны.

– Ладно, мне это неинтересно. – Шитина брезгливо сморщила симпатичную мордашку. – Что с компьютерной антивирусной программой? Кто украл диск?

– Да никто его не крал, господи ты боже мой! – Верещагин облегченно рассмеялся. – Вот народ, а! Наврут с три короба, насочиняют...

– Да, но программа-то была?

Верить в то, что стоившие ей немалой крови сведения были враньем, совершенно не хотелось, к тому же Шурочка совсем небезосновательно полагала, что дыма никогда без огня не бывает. Поэтому она снова настырно повторила:

– Программа была? Была! Человека уволили по подозрениям? Уволили! Так что вы мне тут голову морочите?!

– Да была программа, была. Она и есть. Только не крал ее никто. Собирался – это да. Очень долго и планомерно подбирался к этой последней разработке, за что, как вы справедливо сейчас заметили, и был уволен. А я... Я программу не крал. Я ее спас от кражи. Так мне руководство велело. Забери, говорят, Александр, от греха подальше с фирмы. Да припрячь понадежнее.

– И где же вы ее прятали?

– Скажу, не поверите. – Верещагин допил остатки кофе и суетливо глянул на часы, намекая на окончание аудиенции. – Дома и прятал, в банке с сахаром. Потом, когда этот человек был уволен, я ее назад вернул.

– Ну, вот видите! Дома прятали! Может...

– Не может, – перебил ее неучтиво Верещагин и начал подниматься с места. – Программа уже запущена. Пытаться ею сейчас завладеть никто не станет, время упущено.

– Стойте! – Шурочка вскочила с места и схватила Верещагина за рукав, поскольку тот, едва кивнув ей, намылился отчалить. – Но кто-то же влез к вам в дом! Кто-то там что-то искал! Почему не диск?!

– Да потому! – Александр разозлился, принялся нервно оглядываться, явно стесняясь того, что привлекает к себе внимание. – Диск давно на фирме. Я вернул диск своему руководству на второй день после ухода из дома. Программа давно запущена, и мы на ней зарабатываем неплохие деньги. И если у Тани какие-то проблемы, пускай не валит их с больной головы на здоровую. Вовлечь меня в какие-то идиотские разборки не удастся, так ей и передайте. У меня все хорошо! Никаких проблем, никаких краж, никаких взломов, никаких преследований.

– Какая же вы... сволочь! – ахнула Шурочка потрясенно. – Как же она жила с вами все это время?! Жила и не задушила! Я бы вас своими руками...